Я закончил МАРХи в 2001 году, а в 2009 мы с моим партнером Григорием Гурьяновым создали бюро "Практика". У меня есть ощущение, что тогда, примерно на рубеже «нулевых» и «десятых» годов, положение дел в московской архитектуре существенно изменилось. Закончился период «лужковской» архитектуры, пришло новое поколение. Взаимодействие между специалистами вышло на другой уровень, спонтанно начали появляться новые активности — семинары, воркшопы. Мы стали придумывать свои проекты. В то время мы с Григорием преподавали в МАРХи и задействовали в этих проектах наших студентов.

Первый общественный проект по нашей инициативе состоялся в 2010 году. Это была концепция создания велоинфраструктуры в Дубне. Я родом из этого города, который с советских времен был известен как город велосипедистов. Мы вывезли туда студентов, вместе с ними провели анализ, и придумали концепцию, по которой затем сделали выставку на «АрхМоскве». Это предложение местные власти обещали использовать, но так к нему и не прикоснулись. Хотя эхо идет до сих пор.

Он проводится с 2002 года. Я в первый раз там оказался в 2007, вместе с ДЭЗ №5. В Каннах есть пальмовая аллея, в городе Канск ее не было, и мы с детьми придумали устроить конкурс. Ребята нарисовали эскизы пальм, мы сделали выставку, и жители выбрали наиболее приглянувшиеся. И на следующий год мы приехали туда с победителями, это были дети из Москвы, из Норильска, и местные дети тоже, и вместе ними построили эту пальмовую аллею.

Дубна 2010

В 2014 году вместе со школой МАРШ мы провели около десятка встреч под названием "Я делаю", это была попытка выстроить отношения внутри цеха архитекторов. Мы приглашали коллег и организовывали парные дискуссии. Человек предлагал свой манифест, декларировал концепцию, и у него был оппонент, проверяющий основные идеи и тезисы на прочность.

В последнее время подобных инициатив по привлечению архитекторов к дискуссиям и круглым столам становится все больше. Сейчас нас постоянно куда-то зовут.

Это значит, что нам, специалистам, уже не надо заниматься подобными инициативами самим. И это прекрасно, потому что все-таки организация дискуссии не наше дело, наше дело — проектировать и делиться профессиональными знаниями и навыками.

Прежде всего осознанной политикой по смещению фокуса внимания на благоустройство, которая во многом идет сверху и на которую выделяется финансирование. Мы начинаем смотреть на вещи шире, постепенно выходим за рамки своей квартиры, подъезда, двора. Маховик раскручивается, люди начинают задумываться — отчего раньше мы не оглядывались и обращали внимание на то, как ужасно все вокруг выглядит.

Везде по-разному. Я дважды участвовал в воркшопах МАРШ-лаб — в Ижевске и Дербенте. Это две диаметрально противоположные ситуации. В Ижевске частный инвестор, который хочет построить здание, но понимает, что строительство вызовет противодействие местных жителей. Он вкладывает деньги в публичность, организацию воркшопа, привлечение горожан к обустройству прилегающей территории — для того чтобы снять напряжение вокруг его главной цели. Это его абсолютно открытая позиция. Он честно сообщает о своем желании построить здание и предлагает всем вложиться, выслушать мнения о том, как должна выглядеть территория, и отдать большую ее часть городу. Это здорово, прозрачно, разумно.

Дубна 2010

В Дербенте и других городах, которые участвовали в конкурсе Минстроя, история другая. Жители просто ставятся перед фактом изменений. По традиции властям доверяют больше, чем активным предпринимателям. И тут уже, наоборот, жители начинают проявлять больше инициативы. С другой стороны, больше и опасность ухода от профессионализма.

Если отдать всю инициативу местным властям — есть большая вероятность, что все обустройство выродится в закапывание денег в клумбы и фонтаны. Еще надо избежать того, чтобы частные интересы одних людей продвигались, а других в ущерб им игнорировались.

Профессионалы, как правило, хотят предложить свои решения, не увязая в поиске компромиссов. Жители хотят осуществления своих желаний. На это накладывается сложная культурная ситуация, где у всех разные представления о том, что хорошо и что плохо, что красиво и что нет.

Да. Когда мы общаемся с жителями, возникает искушение, по крайней мере, у меня, перестать слушать, потому что часто это вал неотфильтрованной информации. Все учесть невозможно, но, как правило, наиболее здравые и разумные идеи совпадают с профессиональным видением.

Есть три стороны — приглашенные профессионалы, местные власти, через которые происходит взаимодействие, и местные жители. Позиция профессионалов ясна: мы хотим спроектировать, скажите нам что. Позиция местных властей неочевидна. То ли они хотят получить эти деньги, а потом отчитаться любым способом, то ли они хотят действительно что-то сделать и закрепиться на местном уровне, потому что у них скоро выборы.

Третья позиция — местные жители, среди которых всегда присутствуют разнонаправленные интересы. Наиболее активные люди, как правило, тянут в свою сторону. Один, к примеру, предприниматель, который хочет делать на проектной территории свой бизнес. Второй — представитель каких-то религиозных общин, как это было в Дербенте, им нужен храм. Третьим нужны детские площадки.

Мы, специалисты, приводим все эти интересы в общее русло. Мы записываем и суммируем все пожелания, и в итоге информация перерабатывается в наше видение. Проектные предложения, как правило, напрямую не отвечают конкретным запросам. Если буквально выполнять все запросы, то, как правило, будут плохие ответы.

Архитектор нужен для того, чтобы найти сбалансированные решения, и придать им новое измерение и новые смыслы. Так, в нашей концепции для Дербента мы не ограничились просто благоустройством, но и постарались заявить город как ключевое место развития туризма во всем регионе. Важно дать жителям обратную связь. Но плохо, если за этим взаимодействием не стоит каких-то более интересных и важных смыслов, которые не звучали на встрече.

Чтобы вовлечь людей не только в голосование, но и в проектирование, нужно пройти один этап — показать реальность взаимодействия на самом базовом уровне, сделать хотя бы один проект.

В первый раз приехать — люди просто заявят о своих желаниях. А в следующий раз, уже убедившись в том, что архитекторы сделали что-то похожее на их представления, люди будут относиться более ответственно, появится равноправие сторон.

К сожалению, в формате воркшопов мы ограничены. Это точечное, разовое взаимодействие, одна или несколько встреч. В результате этих встреч спроектировать что-то реальное трудно, все-таки процесс длинный, требующий времени. Все, что мы можем, — наладить контакт с жителями и формализовать список пожеланий, сформулировать техническое задание.

Наша встреча с жителями в Дербенте планировалась в формате просто выступлений, и я настоял на том, что для работы нам нужны распечатки планов. Если мы не ведем обсуждение над планами и не пытаемся как-то визуализировать наше общее видение, процесс девальвируется, превращается в соцопрос, который там и так проводился.

Мы разложили на столах план, который заранее распечатали в большом формате, и поставили конкретную проектную задачу. Но я не чувствую, что в таком формате, в этом коротком промежутке есть реальная отдача. Любой может нарисовать линию на плане, станет ли это реальным вкладом в проект? Наверное, нет. Очевидно, профессионалы должны продумать какое-то решение, затем показать жителям, обсудить с ними наработки, услышать ответы. Потом еще раз все повторить, потом еще. И так идти вплоть до деталей. Это идеальная ситуация.

В отдельных регионах, например, в Татарстане, получается так работать. С другой стороны, я вижу, что в Татарстане есть определенные шаблонные приемы, повторяющаяся типология. Они покрыли интервенциями по благоустройству всю территорию республики, огромное количество малых городов. В степи возникают прекрасные ландшафты и объекты, в пустом пространстве появляется амфитеатр, в котором проходят мероприятия. Это как прилетевшие из космоса объекты, которые выглядят инопланетно в этой среде. Надо ли было жителям именно это, действительно ли отвечает на их запросы? Может быть, их представления о комфорте, укладе, общественной жизни вообще должны принимать какие-то другие формы. Чтобы проверить, требуется время.

И они одинаковые по типологии. Это парки и все что с ними связано — спортивные и детские площадки, амфитеатры, набережные. С другой стороны, попробуй придумай еще что-то еще.

Проблема в юридической и административной плоскости. С парками, как правило, проще работать. Есть участок земли, который, грубо говоря, ничей. На этом участке меньше интересов и потенциальных конфликтов, зато он собирает в себе все позитивные вибрации. Так или иначе создается новая точка притяжения — вместо заброшенного сквера или лесополосы ухоженный парк, вместо дикой набережной — красивая прогулочная зона.

Кстати, мы в Дербенте пошли по пути наибольшего сопротивления. Мы работали в центральной старой части города, на которую наложена масса законодательных ограничений. И вообще это памятник, территория, включенная охранную зону ЮНЕСКО. Это высший пилотаж.

У города потрясающий потенциал. Там такие памятники, которых больше нет в мире. Жизнь бьет ключом. При этом всякие ограничения и регламент соблюдать там не принято, и нельзя рассчитывать, что все проектные договоренности будут выполняться.

Нет, конечно. Мы предлагали такую унификацию в рамках проекта. Вопрос в том, как эту регламентацию вводить. То, что мы сделали для Дербента и других малых городов в результате конкурса — это даже не полноценные концепции, а, скорее декларации того, чем надо заниматься. Еще нужен будет проект, его надо согласовать. Все это будет растянуто во времени, и неизвестно, сколько денег останется. По-хорошему, надо весь грант потратить на проектирование и согласование, и затем еще в десять раз больше на благоустройство. Не с первого раза все увидят какой-то эффект, а через несколько лет.

Это интересный вопрос, ключевой. Я не верю в такую заинтересованность. Люди заняты своей личной жизнью. Постоянно интересоваться общественными начинаниями — это удел активистов, которые либо имеют какие-то конкретные цели, либо уверены в результатах своих усилий. Но пока люди не уверены в результатах. Тратить время на то, чтобы пробивать результат, можно только в одном случае — когда есть команда. Нужно формировать определенные группы, менеджеров, которые будут продвигать те или иные проекты и инициативы.

Происходит так где-то? Вы знаете случаи, когда волонтеры что-то продвигали?

Должны быть места, где люди имеют возможность собраться и обсудить свои инициативы. Иначе вся активность рассеивается и происходит в виртуальном поле, в соцсетях, в которых люди не могут воплотить свои дискуссии в реальные планы и формулировки.

Несколько лет назад МАРШ лаб проводил в Махачкале воркшоп, в результате которого была сформирована концепция и найдены проектировщики по строительству такого культурного центра, той самой независимой площадки. Частный дагестанский инвестор, который финансировал строительство этого центра через свой фонд, сейчас в тюрьме. В итоге достроить и запустить его так не удалось.

Несколько лет назад была Федеральная программа строительства культурных центров в регионах. В программе было заявлено, что дома культуры советского периода были нужны для просвещения, а в наше время резко не хватает инфраструктуры для партисипации и локальных активностей. Федеральный бюджет должен был выделить деньги для строительства домов культуры нового типа. Все это звучало несколько лет назад. Сейчас программа похоронена.

Мы в рамках этой программы придумали концепцию такого центра. Получился очень хороший проект — бери и строй. Возможно, мы его используем еще когда-нибудь.

Такие центры требуют финансирования, менеджмента, юридического сопровождения. Им нужна постоянная подпитка — кадровая, организационная, информационная и так далее. Поэтому нужна осознанная государственная политика, иначе все ограничивается разовыми инициативами отдельных миллиардеров.

В Дербенте мы задекларировали в составе проекта и такую идею. Там в центре есть заброшенное здание, советский дом культуры. Мы предложили превратить его в центр развития новой городской жизни. Администрация заявила, что готова поддержать это начинание, но пока это только декларация. Интересно, получится ли у нас что-нибудь.

Интервью с архитекторами-участниками Конкурса Минстроя РФ об их персональном опыте в соучаствующем проектировании, о перспективах развития малых городов, о том, какие вопросы стоят перед властями, местными жителями, проектировщиками, и о путях их решения.