Голоса местности

Есть много причин обращения к паблик арту. В частности, крупными коллекционерами такого искусства выступают транспортные корпорации. Я бы хотела начать с рассказа о том, что делают в нью-йоркском метро, чтобы повлиять на качество пространства, создававшегося иначе, чем «самая красивая московская подземка». Сегодня здесь решается важная задача соединения подземного и наземного пространства. То есть не декоративной пропаганды властной идеологии, а идентификации внутри транспортной системы того, что расположено наверху в городской среде со всей историей и знаковыми особенностями. Это весьма прагматичный подход, улучшающий ориентацию пользователей. При этом диапазон художественных высказываний колоссален. На станции в районе квартала ООН мы находим фотограмму с перевёрнутым оливковым деревом, таким же как на здании Организации. Совсем иной интерес представляют бронзовые копии домашних стульев, модели которых предложили горожане. Это уже работа с частной историей. Известным жителям 23-й улицы, что рядом с Центральным парком, посвящены мозаичные картинки шляп, размещенные на стенах. Под ними многие с удовольствием делают селфи. В зоне Рокфеллер центра создан целый мир из скульптур гномов-богатеев, попадающих в разные передряги, веселый и критический одновременно. К такой работе привлекают множество разных авторов, со своими предпочтениями в материалах и эстетике. В частности, есть работа знаменитого художника-постановщика Роберта Уильсона, недавно поставившего в Перми «Травиату».

В России известные иностранные художники тоже уже давно работают. Так, благодаря екатеринбургскому фестивалю «Дебаты и кредиты» 2001-го года на фасаде Университета им. А.М. Горького появилась работа голландца Арно Кунена. Фото-панно с пикселированными лицами молодежи выполнено из обычной квадратной керамической плитки черного, белого и серого цветов, хотя и ее найти было не так просто. Сегодня сложно представить, что этого объекта не существовало, настолько он вписался со своим обращением к традициям монументального искусства, а была неприглядная пустота.

Мне интересны проекты, которые как в нью-йоркском метро среди прочего позволяют визуализировать голос местности и ее жителей. Например, существует не самый эстетически прекрасный, но очень живой и искренний проект росписи фасадов в Раменском. Туда не приглашали известных стритартистов, там не рисовали нездешних картин, а просто попытались перевести пластику окрестного ландшафта на стены. Получилось удивительно целостное тело района. Той же цели озвучания посвящены работы Элен Харви. Это очень мимолетные проекты. Она рисует мелом на ступенях и мостовых ковры, которые скоро затаптываются. Так она подчеркивает эфемерность культуры и просто человеческой жизни со всеми ее традициями и нациями.

Зачастую паблик-арт функционирует как такие позитивные установочные фразы, важные для поддержания настроения. Поэтому он — характерный маркер процессов регенерации территории. Мне нравится проект в Днепропетровске, где на бывшей промышленной территории установили своеобразное искусственное солнце — 2 огромных перекрещенных желтых круга с подсветкой заметны в панораме города и создают несколько галлюциногенный эффект вечно восходящего солнца. Есть и более классические способы креативного благоустройства. Вот мы в Перми установили «мусорных человечков» повторив в объеме символ перерабатываемых отходов. Они сделаны в нескольких цветах и содержат в композиции действующее мусорное ведро.

Олафур Элиассон "Днепропетровский восход"

Говоря о паблик-арте, мы не можем не затронуть тему маркетинга города, а также его отдельных пространств. Тут особенное положение занимают временные проекты как супер-известный проект «Ворота» Христо и Жан Клод, проживший всего месяц в Центральном парке. Его открыли в начале февраля — одного из наименее туристических периодов в Нью-Йорке, и это стимулировало большой приток туристов, зафиксированный статистикой отелей и кафе.

Особенности процесса

Существует 2 способа реализации проектов в городской среде: легальный и то, что мы называем интервенциями, поскольку в большинстве случаев ничего запрещенного не происходит. Сроки экспонирования первых фиксируются официально, жизнь вторых регулируется внешними факторами. Прежде, работая в Пермском центре развития дизайна и занимаясь городской средой, я выяснила, что у нас огромное количество не согласованных, например, рекламных конструкций в городской среде. И это никак не мешает им существовать. Искусство, конечно вызывает больший резонанс, но в том и его роль.

Легализация произведения в первую очередь связана с его заказчиком. Я выделяю 4 группы. Арт-сообщество, мнение которого, я считаю провидческим, художническая интуиция будущего удивительна. Несомненно, заказчиком выступают власти со своей особой прагматикой. Социум — с ним связан базовый контекст, в который мы интегрируем искусство, именно его любви к работе художника мы добиваемся. Бизнес в какой-то мере остается частью власти, но у его представителей иной расчет не политический, а экономический. В мире это один из важнейших заказчиков паблик-арта. В России практика меценатства тоже постепенно распространяется, многие начинают инвестировать именно в современное искусство.

В то же время перечисленные группы редко действуют в одиночку. Обычно это последовательные цепочки, 3 вида. Искусство-социум-власть-бизнес — самый простой и здоровый алгоритм. Сначала появляется художественный проект, он получает позитивную реакцию социуму, она стимулирует у власти желание поддержать инициативу, к чему присоединяется и бизнес. Весь мой Екатеринбургский опыт связан с этим алгоритмом. Мы начали делать проекты в городской среде, когда о таком никто и не слыхал, а жители, подивились и одобрили. Социальная реакция является важнейшей поддержкой с точки зрения подключения всех остальных.

Проект "Хорошая собака" группы Не С Руки

Вторая цепочка: власть-искусство-социум-власть/бизнес — была реализована в Перми. Здесь руководитель региона стал ключевым заказчиком инноваций в городской среде. Мы получили Пермскую культурную революцию, удалось реализовать невероятные для такого места проекты, тем не менее, они вызвали сложную реакцию социума, не то чтобы на само искусство, а на связку его появления с инициативой «сверху», с подключением ресурсов. Соответственно на следующем этапе местная власть была вынуждена критически отнестись к состоявшемуся проекту. Его расценили угрозой политической репутации. То есть обращение к возможностям власти может привести к уязвимости проекта вместо его усиления. И последняя цепочка: бизнес-искусство-социум-власть. Хочу обратить внимание, что ни в одной социум не оказался впереди искусства. Сформированную потребность, можно изучать, чувствовать, понимать, но дело художника задавать новые перспективы. Мне важно, что художник, его идеи, его фантазии имеют право на реализацию в городской среде, от этого выигрывают абсолютно все.

Зачастую паблик-арт функционирует как такие позитивные установочные фразы, важные для поддержания настроения.

Паблик-арт напрямую связан с вопросом о том, кому принадлежит город. С одной стороны, кажется, что никому. На самом деле, он весь поделён. В Перми пришлось проделать огромную работу, чтобы появились инструменты интеграции паблик-арта в среду. Создано специальное Положение, описывающее проекты паблик-арта как искусства временного характера, чтобы его не путали с памятниками, законодательно относящимися к категории вечности. Кроме того, был создан художественный совет города, потому что существовавший градсовет, который рассматривал, в том числе, традиционные памятники, был не способен перестроиться в своем мышлении. В то же время понятно, что когда возникают такого рода инициативы, подтягивается много желающих реализовать и свои амбиции. То есть административные барьеры все же нужны. В Перми новый орган включил дизайнеров, архитекторов, искусствоведов, музейщиков.

Но проще устанавливать объекты в ходе международного фестиваля: власть лояльно относится к международным связям, активизируется поддержка посольств. Формат фестиваля позволяет тестировать возможности городской среды. Когда мы в один заход ставим памятник какому-нибудь национальному герою или важной исторической дате, то у нас не остаётся права на ошибку. Если он неудачен, его место надолго получает свойства смысловой пустоты. Стратегически, куда эффективнее сначала проверить, что можно сделать со стенами, каков потенциал асфальта, балконов и пр. Власти зачастую недооценивают формат временных проектов, тогда как они способны визуализировать конкретную проблему, и даже не прижившись, простимулировать изменение среды. Их логика развязывает руки: «Если вам не нравится — мы можем это убрать, это будет демонтировано», — говорим мы людям, или наоборот, — «Если вам это очень понравилось — мы можем сохранить».

Мы начинали в Екатеринбурге в 2001-ом году с совсем небольших историй. Например, разместили зеркальные надписи: «ты уникален», «ты выглядишь прекрасно» и т.д. Это вызвало эйфорию, по поводу этого проекта задавалось миллион вопросов, у него оказался самый высокий рейтинг по итогам года с точки зрения обращений горожан в администрацию и газеты. Они хотели понять, что это, зачем. А это просто надпись, у которой нет прагматической установки, она ничего не продаёт, зеркальная плитка на двустороннем скотче, составленная в приятные слова, а на выходе — магия и огромный социальный интерес. Проект просуществовал 3 года, включая зимы, пока фасад не начали ремонтировать. При установке, мы рассчитывали на месяц, явно, повезло со скотчем. Зачастую мы излишне консервативно относимся к возможностям реализации искусства в городе, к выбору носителей. Вот в Роттердаме не так давно открыли первый крытый рынок. Архитекторы пригласили художника, превратившего плафон в продуктовую галлюцинацию, которой можно наслаждаться бесконечно. Художники действительно могут заполнять любое предоставленное им пространство.

В Екатеринбурге мы работали еще и с заборами, собственно, это стало нашим первым опытом коммуникации с властью в формате фестивального эксперимента. При этом, естественно, администрация хотела красивых заборов. У них уже был опыт оформления индустриального пространства детскими рисунками, и нам пришлось доказывать, что это не единственная возможная стратегия, что у нее есть ограничения, и нельзя с жителями общаться лишь посредством работ детей. В итоге договорились, что каждый забор вне зависимости от его длины будет делать отдельный художник. Кстати вышла неплохая тренировка пластического мышления творцов, которым пришлось адаптироваться как под очень короткие объекты, так и под очень длинные. Город же сразу обрел небывалую широту визуальных языков, которая купировалась в ХХ веке с его слабостью к бронзовым монументам. Многие заборные проекты оказались завязаны на интерпретации локальных сюжетов, другие рассказывали о городском быте в целом. Кто-то реабилитировал образ бездомных собак, другие критиковали массовое жилье, пропагандировали чтение и т.д. За 10 лет фестиваля в Екатеринбурге и 2 года в Перми было обнаружено огромное количество неожиданных возможностей. Оказывается, здорово работать на рифлёных поверхностях, чего я не предполагала, а получаются невероятно рафинированные вещи. Один фестиваль из-за недостатка денег оказался монохромным — нас поддержал производитель красок, предоставив черную и белую краски, получилось весьма изящно.

Наш фестиваль воспитал новую генерацию уличных художников, которых до этого не было. Мы начинали с того, что вытаскивали всех из их галерей, для которых они привыкли работать. Молодое поколение уже по-другому чувствует среду, оно автономно и без особой поддержки реализует свои художественные стратегии. Это дает надежду, что в независимости от финансовых и административных ресурсов ток искусства в городе не пропадет.

Опыт Перми

Пермская программа перевела этот опыт в иной масштаб. Тут уже была полноценная маркетинговая стратегия. В частности, в городской обиход вводили новое учреждение культуры музей современного искусства PERMM. То есть создавалось своеобразное продолжение экспозиции в городе с целью пробуждения интереса жителей к новой институции. Заодно решались все те задачи, что я перечисляла в начале: маркетинг пространства, интеграция городского бренда, формирование новых маршрутов и моделей поведения, сращение искусства и дизайна среды, создание опыта взаимодействия разных материалов, технологий и цветов. Инновационность, контекстуальность и разнообразие — вот три принципа, которые нам важно было реализовать. По сравнению с Екатеринбургом, где мы занимали некие лакуны и пустоты, работа оказалась более всеобъемлющей и по-своему монументальной. Многое из сделанного, впервые реализовано в целой стране.

Надо отметить, что не смотря на поддержку администрации и тут не все было установлено в полном смысле легально. Буквально недавно расположенное на набережной рядом с музеем «Счастье не за горами» Бориса Матросова, получило статус городского имущества, а сколько лет уже стоит. Это же вопрос фундаментов, эксплуатации коммунальными службами, подключения к инженерным сетям и т.д. И я рассказываю об одном из самых популярных объектов Перми. Его сделали как временный к выставке «МосквАполис» и не убрали, а жителям понравилось. У нас есть короткий период разлива Камы, когда эта надпись оказывается окружена водой. Художник и не подозревал, что так произойдет, а горожане теперь собираются, чтобы увидеть ее в отражении, словно это какое-нибудь цветение сакуры.

Власти зачастую недооценивают формат временных проектов, тогда как они способны визуализировать конкретную проблему, и даже не прижившись, простимулировать изменение среды.

А вот в Екатеринбурге есть «Памятник клавиатуре» не легализованный, его и вовсе ремонтировали за счет неравнодушных горожан. Зато сразу понятно, что объект нравится. Пермский проект «Власть» Николая Ридного (бетонные буквы положенные на площадь) не был согласован, потому что мэр Перми увидел в этом большой риск, связанный с репутацией власти. В итоге он был установлен в качестве фестивальной интервенции. Но буквы такие тяжелые, что их слишком сложно демонтировать, а мы еще и монтажные петли отпилили. Так что он существует по сю пору в качестве скамеечек, получив в какой-то момент деревянный настил на горизонтальных поверхностях. Орнаментальная роспись подпорных стен перед зданием Законодательного собрания привела музей в суд. Иск подал городской правозащитник Денис Галицкий, утверждая, что мы испортили вид на заксобрание. При чем по факту за эти стенки вообще никто не отвечает в городе и они всегда были покрыты граффити, а наш пестрый орнамент как-то отбивает желание зарисовывать еще.

Пространственные ресурсы

Хорошая тема — превращение благоустройства в искусство. В Перми есть, где гулять, много красивых территорий, но как бы незачем, не хватает культурной составляющей мотивации. Поэтому мы провели масштабное исследование ландшафта в поисках потенциальных возможностей по внедрению искусства. Хорошая история, например, получилась с цветочными солнечными часами. Администрация одного из районов обратилась к Музею за проектом газона, расположенного в центре дорожной развязки вблизи железнодорожного вокзала. Мы объявили конкурс, выиграл местный уличный художник. Мысль о часах ему подсказало наличие там никелированной стелы, которую бездумно воздвигли в честь какого-то из юбилеев города. И каждый год уже 5 лет подряд тут высаживают красные и белые цветы в соответствии с перемещением тени по часовым секторам. И ведь не потрачено никаких дополнительных ресурсов, там все равно сажали цветы, просто бессистемно.

Александр Жунев

Еще один отличный ресурс — городские рекламные носители, в частности, видеоэкраны. Мы транслировали на них работы медиа-художников в рамках фестиваля Video Out, причем сразу в нескольких городах. При всей кратковременности этого проекта он превращал очень маленькие работы в монументальные, полезная игра с форматом. К сожалению, практически ничего уже не осталось от нашей работы над интеграцией произведений в остановки общественного транспорта — туда где мы тоже обычно видим рекламу.

Совершенно магической оказалась пермская работа испанского художника Эскифа. Гений уличного искусства, стоящий в топе мирового стрит-арта рядом с Бэнкси и Блу увидел мое расстройство по поводу внешнего вида здания речного вокзала, в котором живет PERMM. Все окна первого этажа в тот момент были заколочены фанерой. Он их нарисовал нам в абсолютной реалистичной манере, а проект назвал «Психомагией». После этого там наконец началась реконструкция.

Весьма комфортны для реализации паблик-арта маленькие городские дворики. Они нередко нуждаются в дополнительной навигации, в создании особой среды. Во дворе Информационно-туристического центра Екатеринбурга мы разместили разные объекты набранные из зеркальной плитки, проект назывался «Ни Европа, ни Азия» и отразил специфику региона. Очень интересный опыт проводится в Санкт-Петербурге, где собственники заводской территории, часть которой стала невостребованна производством, решили превратить в Музей стрит-арта. Я там делала выставку «Вспомни завтра», в рамках которой удалось поработать с большим количеством художников. Режим частной территории позволил реализовать несколько тотальных инсталляций. По всему миру разлетелись фото работы Шишкина-Хокусая о взрослении. Он установил в цехе порядка 200 обнаженных персонажей-подростков, сидящих на стуле, с одним многократно увеличенным, словно распирающим объем.

Александр Шишкин-Хокусай "Практики взросления"

Оценка результата

Эффективность паблик-арта измеряема, без этого невозможна объективная оценка качества работы. К сожалению, отечественные органы власти не разбираются в критериях успешности культурной деятельности. В их представлении успех заключается в установке памятника или открытия учреждения, а не в успешной его дальнейшей жизни. Так, в один и тот же год в Екатеринбурге по инициативе городских управленцев открылся памятник Седому Уралу, и по нашей уже упоминавшийся Памятник компьютерной клавиатуре. Первый на бюджет города, второй при финансовой поддержке конкретной строительной компании. Первый не смотря на весь патриотический апломб заслужил прозвище «гендальф» и остался безынтересен публике. Клавиатура стала важной достопримечательностью и вошла во все путеводители, а также в полуфинал конкурса «Сто чудес России», будучи номинирован самими горожанами. Я не говорю при этом о каких-то эстетических и интеллектуальных оценках проектов, а обращаю внимание на капитализацию результата: индекс цитирования, посещение горожанами безотносительно официальных возложений венков, туристическое посещение.

В то же время социальная интерпретация того или иного объекта таит много неожиданного. Самый яркий пример — проект "Red people", который превратился в культурный символ города, чего я как куратор предположить вовсе не могла. Художник создал своеобразный антропологический конструктор, получилось несколько декоративное обращение к русскому авангарду. До этого проект был реализован в Москве на придомовой территории частной галереи и привлек меня перекличкой с иконографией знаменитой пермской деревянной скульптурой. Комплекс из четырех фигур мы разместили на площади, перед органным залом, между зданиями краевых правительства и заксобрания. И вместо того чтобы разрядить политически заряженный контекст места их очевидной беззаботностью взорвали его. Выглянув утром в окно и увидев этих красных человечков на самокатах, депутаты решили, что это пародия. Так, лаконичность фигур не подразумевала скульптурного утоньшения в месте шеи за что их окрестили безголовыми. А итогом стал саботаж принятия краевого бюджета. В какой-то момент горожане предложили поставить гранитную версию, потому что деревянная уязвима, вандалы пытались их поджигать. Даже начался сбор средств, но я остановила процесс, мне было важно, что в городе именно деревянный объект. Превратившись в символ человечки продолжили жить уже помимо самого объекта, после демонтажа. КПРФ использовала их изображение в своей предвыборной кампании. О них написал Алексей Проханов как о примете апокалипсиса: «Трава на газонах пожелтела. Розы на клумбах осыпали свои лепестки. И повсюду — на крышах, у подъездов, на папертях храмов, на кладбищенских плитах — восседали молчаливые красные человечки». Случилось еще много смешных текстов о том, что произошло в день, когда красные человечки появились в городе. Они определенно превратились в персонажа городской мифологии. Стоит признаться, что такой резонанс, позволивший заметить болевую точку, я расцениваю позитивно.

И наоборот, критический по своему содержанию сайт-специфик проект исландки Терезы Химмер никого не обидел. Художница оформила в своей работе проблему несвязности городской среды, характерную ситуацию соседства нарядных отремонтированных объектов и «золушек», облезлых хрущевок. Она достаточно долго изучала Пермь, чтобы определиться с подходом. В итоге предложила закрепить на стене свеженького дома зеркало, набранное пайетками (существует такая технология для производства рекламы). Такая поверхность реагирует на изменение освещения и даже на ветер, который провоцирует появление множества бликов. В целом пайетки формируют эффект пиксельности, издалека эту плоскость можно принять за экран. Размещен объект так, чтобы отражать соседний неприбранный дом, то есть один фасад как бы вбирает в себя другой. Такие работы учат нас чувствовать город и совершенно по-другому относиться к пространству, в котором мы живем.

Тереза Химмер Double Vision

Открытые лекции в рамках воркшопа "Весенний МАРШ 2017".